Одинокий человек шёл по мрачной пустынной дороге. Мелкий моросящий дождь покрывал чёрной плёнкой серый асфальт, и мелкие холодные капли стекали по уродливому лицу. Быть может, виной тому был не только дождь. По обеим сторонам дороги тесно расположились старые кирпичные дома, никому не нужные настолько, что уже было некому их просто снести. Заколоченные гнилыми досками окна, словно чьи-то озлобленные глаза, презрительно смотрели на человека, словно только он был виной их неизлечимой болезни – порока вечной бесполезности. «Ты предал нас!» – скрипели ржавые завесы. – «Что мы сделали тебе? За что? Ведь нам было так хорошо вместе. Помнишь, как наши стены согревали тебя долгими зимними ночами? Помнишь, как старый радиоприёмник нашёптывал тебе перед сном убаюкивающие мелодии, будил тебя ранним утром хорошими новостями? Помнишь, как эта дорога вела тебя вперёд, и ты не хотел оглядываться? Преданно, веря, что ей нет конца, она вела тебя к свету, к твоей старой уже забытой мечте, она сделала тебя таким, каким ты хотел себя видеть, и что теперь?»
Черный облезлый кот, прихрамывая на одну лапу, медленно вышел из-за угла. Блестящие зелёные глаза леденящим холодом сверкнули в темноте, разбавленной светом тусклых отживающих свои последние дни фонарей, пронизывая тело одинокого прохожего насквозь, попадая в тот самый маленький, ещё живой кусочек его умирающего сердца. Возможно, некогда толстый и пушистый, он успокаивал хозяина своим мелодичным довольным урчанием взамен на кров и сытный ужин, но теперь пришли другие времена, а вместе с ними новые приоритеты. Человек остановился. «Я должен был уйти» – прошептал он. Кот медленно уселся посреди дороги, словно пытаясь остановить прохожего, собрав последние остатки своей кошачьей силы. «Так не могло продолжаться дальше!» – человек упрямо продолжил свой ход. «Ничто не вечно в этом мире, даже мы с тобой, да когда же ты это поймёшь!» – раздался громкий крик, и короткое эхо, отразившееся от мрачных каменных конструкций, вторило его голосу. Ничего не ответил кот, лишь свет в его стеклянных глазах с каждой секундой становился всё темнее, прозрачная пелена охватило его тощее дрожащее тело, и он исчез. Дорога была свободна.
Дождь продолжал накрапывать, и капли его становились всё крупнее и крупнее. Вдруг откуда-то издалека послышались людские голоса: чьё-то недовольное бурчание, громкий крик двух спорящих о чём-то высоком и непостижимом разуму ни одного из них особ, мурлыкающий женский голос, вторящий в такт словам одного из них, чей-то довольный пьяный смех, и звонкий детский хохот – миллионы ещё юных голосов, ещё не обременённых скользкой истиной, которую так пытались скрыть от них родители, но рано или поздно им суждено её узнать. Человек поднял глаза. «Я нашёл его!» – закричал он, и бегом бросился к источнику какофонического шума. «Как долго я ждал этого момента! Столько лет!..» – спотыкаясь, он снова поднимался, ещё больше ускоряя свой шаг. «А, знаешь, мне здесь нравится» – послышалось издалека. – «Как странно, что мы встретились здесь, да в такое время. Честно, я и не ожидала, что всё это могло произойти».
Человек не переставал бежать, но с каждой секундой голоса становились все дальше, с каждой минутой смех становился всё тише, с каждым шагом свет становился всё тускнее, с каждым биением сердца умирала душа, и мрак, уже дышал своим зловонным дыханием в спину. Ещё секунда, ещё один рывок, ещё немного…
Громкое истошное мяуканье донеслось откуда-то из-под ног, и мокрый скользкий покрытый глубокими трещинами асфальт коснулся его ладоней. Острая боль пронзила его руки, и собственное отражение в грязной глубокой луже предстало пред ним. Человек поднял глаза, но впереди была пустота: всё те же кирпичные дома, всё те же тощие одинокие фонари, и тишина на фоне шелеста капель дождя, стекавших по его грязной скорченной в ужасной гримасе роже…
Встретиться лицом к лицу с грязью, но не упасть лицом в грязь, понять чувства других, но в глубине души остаться равнодушным, стремиться к тому, что уже достигнуто, рисуя некий мнимый идеал – то, чем так хотелось быть, то, что так успешно удавалось, то, что так легко сломать, но и не сложно сохранить. Длинный путь, возможно, предначертанный судьбой.